Заклятый враг

14.10.2010 

Сильнейший удар в переносицу буквально снес Гену с ног. В глазах заиграла радуга дальтоника, и в ушах защебетали кузнечики. В подсознании у Гены, словно скорый поезд, пронеслась мысль, что после такого удара он вряд ли сможет ходить, есть мороженое, улыбаться, радоваться жизни и даже любить девчонок. А объедаться, облизывая перемазанные сладким киселем пальцы, так еще хотелось. Гена Абрикосов лежал на холодной земле и плевался кровью, которая, пролетев считанные сантиметры, ложилась парню на лицо. Он попытался открыть глаза, но у него так ничего и не получилось. Лишь чернота и мрак, и какие-то непонятные обрывки фраз над ним.

Гена не смог разобрать их, словно маленькие зеленые человечки подбегали к нему и шептали что-то на ухо, затем убегали, еле сдерживая смех, чтобы вернуться. Геннадий Абрикосов попал под молот…

Прошло какое-то время перед тем, как он получил удар ногой в бок и завопил от боли

«Кричу, значит живой», - подумал Гена и выплюнул зуб, сломанный от предыдущего удара.

Он даже попытался посчитать будущие траты на стоматолога, как услышал над собой такой реальный и страшный рев, который заслонил собой боль, кузнечиков и даже зеленых человечков.

- Где мои деньги, сучара?!!

Вопрос относился к Абрикосову, и он это понял. С трудом приоткрыв один глаз, он увидел смутные силуэты стоящих над ним парней. Один из них склонился над ним и, плюнув в лицо, заорал:

- Ты, чмо, где филки?!!

Гена констатировал тот грустный факт, что Утюг и его сподвижники, действительно, опечалились на него, и их ругательства не вызвали в нем злобы. Он просто испугался, правда, испугался…

Абрикосову почему-то вспомнились школьные уроки истории в средних классах. Когда новая училка равнодушно и механически выдавала заученный текст, а класс ее не слушал, игнорировал и занимался всякой ерундой, не забывая при этом изрядно шуметь…

Сейчас же шумело в ушах Гены, и он очень хотел грамотно ответить парням, даже внимательно выслушать их поучения, перемешанные с матом, но только, чтобы его не били. Он же человек, а не терминатор, и боль ему совсем не в кайф…

Эти мысли ненавязчиво так, но очень быстро перебил новый удар ногой, но уже в лицо Гене… Абрикосов заорал. Ему даже показалось, что он умер. Тут и притворяться не надо, он и так скончался. После такого не живут полноценно или почти не живут. Вопль Гены плавно перешел в рев, а затем в рыдания. Абрикосов и сам не ожидал, что заплачет. То ли с боли, то ли с отчаяния…

«Часы отчаяния!»- пронеслась у него в разбитой голове полуживая мысль, которая на полдороге где-то там то ли затормозила, то ли превратилась в голограмму.

Гена открыл глаза и увидел падающий ранний октябрьский снег, который валил огромными хлопьями и приземлялся на окровавленное лицо. Абрикосов сжал кулаки, в которых оказался снег в момент ставший красным. Взяв новую пригоршню снега, засунул его в рот. Пожевав немного, он выплюнул кровавый сгусток.

- Не надо бить… больше, - промямлил он и опять заплакал.

Утюг в ответ толкнул ставшую впоследствии у мелких гангстеров культовую речь, так сказать, речь родную:

Абрикос заерзал:

- Подскажу, - тяжело шевеля губами, произнес Гена. - Я отдам деньги…

Абрикосов со страхом смотрел на орущего гопника и даже не замечал боли. Генчик судорожно захотел проснуться, но это был не сон, а явь жесткая и до неприличия жутковатая.

Абрикос испугался еще больше.

« Нет!! – стучал болью его мозг. - Нет!! Только не это! Они на это не пойдут!»»

У Абрикосова от кровоподтеков глаза полностью заплыли. Он напоминал сейчас прекрасно загримированного статиста из фильма ужасов. Гена плохо видел и еще хуже соображал. Он услышал шаги, затем ему показалось, что Утюг нагнулся над ним. Громкий щелчок, и Абрикосов заорал от боли. Далее у парней сложилось впечатление, что вместе с Геной заорали все животные, птицы, бомжи, и даже снежинки кричали наперебой вместе с деревьями. Гвоздь вошел в правую ногу Абрикосова. Гена понял, из какого пистолета попробовали его ткань. Второй выстрел в ту же ногу. Генин крик не прерывался еще с первого попадания, лишь добавились новые нотки в воплях Абрикосова, от которых пролетающие птицы должны были, как минимум, поседеть.

Абрикос рыганул кровью и, собрав все свои силы, заорал:

Утюг почему-то не поверил:

В ответ посыпались многочисленные удары. С разных сторон и с разных ног. Все трое бешено и рьяно стали мочить, метелить, убивать Абрикосова. Они рычали, орали и матерились. Но в первую очередь били и разрывали его. Гена орал, а затем замолк.

« Сейчас убьют… Все…», - умирали обе фразы в голове.

Абрикосова все еще били. По инерции он закрывал израненными руками разбитое лицо, превратившееся в кровавое месиво. Потом перестал. Когда он перестал плакать, словно кончились все слезы, его внезапно перестали бить.

Тишина. Потом Абрикосов почувствовал, что обмочился и получил еще один удар по ребрам, которых как ему казалось, совсем не осталось.

Окровавленного Абрикосова закинули в кузов грузопассажирского джипа, словно мешок с картошкой, и машина тронулась из леса. А падающий танцующий снег покрывал кровавые пятна белой блестящей снежной паутиной…



Снег усилился. Грузовой джип с горящими фарами подкатил к гаражному кооперативу «Вымпел». Утюг сидел за рулем. Усмехнувшись, он обратился к одному из своих друзей-костоломов:

Парень, не спеша, вышел из машины и негромко крикнул:

В ответ снег рассказывал свои холодные истории. Тишина Ваньку упорно не понравилась, и он заглянул в кузов. Совершенно удивленный Ванятка подошел к кабине и очень вежливо постучал костяшками двух пальцев в боковое окно со стороны водителя. Утюг внимательно посмотрел на Ивана и услышал от него замечательную и одновременно простую фразу:

Утюг резко открыл дверцу и буквально выпал из машины. Далее его друзья при свете фар и под аккомпанемент падающего снега увидели нервный спектакль в танце. Аль Пачино с его Тони Монтано из фильма «Лицо со шрамом» просто отдыхал. Шедевр же демонстрировал Утюг… Он орал, брызгая слюной, и яростно топал ногами. Вопли его неожиданно переходили в смех. Друзья молчали. Им показалось, что он бредит и срывается с катушек на полной скорости, но катушки, видимо, оказались долгоиграющими, потому что успокаиваться Утюг и не собирался. Жители близлежащих к кооперативу домов в эту ночь, похоже, так и не уснули. Ваньку показалось, что если сейчас Утюга свести с боксером Тайсоном, то от американца не осталось бы даже разорванных шнурков.



Собравшись всеми физическими силами и собрав потрепанную волю в кулак, господин своей души Гена Абрикосов выпрыгнул из кузова джипа. Он заранее знал, что падение будет не из легких, но на практике оказалось еще больнее. Уже лежа на заснеженном тротуаре, он прокусил от боли губу и вновь почувствовал терпкий вкус крови. Абрикосов запрокинул голову и увидел, что джип двигался по дороге.

«Не остановились, - мозг Генчика лихорадочно работал. - Значит, не заметили!»

Он попробовал встать, но от боли упал. Гвозди торчали из правой ноги. Абрикосов был весь в крови, куртка порвана, лицо разбито.

«Как будто Цербер укусил, сука!» - подумал Гена и еще раз попытался встать.

Сначала на колени, затем на ноги. Странно, но получилось! Грязный и окровавленный, но явно довольный, трясущийся и агонизирующий от страха, Абрикосов поплелся по направлению к снимаемой им квартире, адрес которой никто, кроме него, не знал. Прохожие с ужасом оборачивались, глядя на избитого парня в грязной одежде и с лицом в виде сплошного синяка.

Гена специально выпрыгнул в этом месте. На его счастье, Утюг, сидевший за рулем, сам того не зная, выбрал дорогу, от которой до Гениного дома было рукой подать. Абрикосу явно улыбнулась удача. Он тащился домой дворами, приоткрывая глаза окровавленными пальцами. Зрелище было очень художественным и впечатляющим. Вдобавок, Абрикосов пару раз споткнулся и упал, вопя от боли. Потом заново, словно робокоп из штатовского боевика, поднимался и ковылял, дрожа всем телом от холода. Зубы стучали, глаза почти не видели. Гена превратился в один сплошной сгусток боли и нервов. Но внутренне он был счастлив, что удалось убежать, уйти, снова залечь на дно…

Он подошел к железной подъездной двери, которая внезапно отворилась, чуть не ударив Абрикосова, и навстречу вышел мужчина с мусорным ведром в руке. Увидев Гену, он вздрогнул и уронил ведро на землю. Гена почему-то извинился и быстро, насколько это было можно в его положении, проскользнул в подъезд. На всех этажах горели лампочки, и он боялся, что его еще кто-нибудь увидит. Поднявшись с грехом пополам и сжатыми зубами не в полном количестве на второй этаж, Абрикосов залез во внутренний карман куртки и к своему облегчению нашел там ключи.

« Вот был бы номер, если бы потерял их», - подумал он и трясущимися руками открыл дверь.

Войдя в квартиру и закрыв за собой дверь на замок, Гена облегченно громко вздохнул, упал с грохотом на пол и заплакал.

Освободившись от своих эмоциональных переживаний и чувств, он подполз к внутреннему шкафу и достал оттуда плоскогубцы. Далее, еле сдерживая дрожь, Гена зацепив ими головку гвоздя начал вытаскивать с вытаращенными глазами первый, а затем и второй гвоздь. Через звук разрываемой ткани и собственные проклятия и крики, он достал их. Хотя второй гвоздь обошелся ему тяжелее, пришлось приложить максимум усилий.

Откинув недалеко от себя гвозди, Гена заметил, что рана фонтанировала кровью. Абрикосов испугался. Отмывшись в ванной от крови и грязи, он обработал рану йодом и перебинтовал бинтом. Грязная одежда так и осталась лежать у входа, включая нижнее белье. Облачившись в спортивный костюм, Гена проковылял к зеркалу в единственной комнате.

То, что он, открывая пальцами глаза, увидел, превзошло все его страхи.

Его чувства притупились, хотя он немного и успокоился. Но все еще трясло, словно в лихорадке. Кое-как проглотив пару пряников и разом выпив литра полтора воды, он замертво свалился на старую тахту, у которой внезапно отвалилась одна ножка. Но Гене было все равно, он провалился в мир дремоты и отсутствия нормального сознания. Гена залез с головой под одеяло, стараясь приглушить дрожь. Затем он почувствовал, как боль усиливается, места от ударов ныли еще больше. Но Генчик забывался, сознание почти полностью выпорхнуло из его головы. Оно летало по комнате, и Абрикосов даже не старался его поймать сачком для ловли бабочек. Он остался наедине с болью и темнотой…




…которая крепко сжала в своих колючих объятиях Абрикосова и, поглаживая его холодными ладошками, нежно убаюкивала молодого человека. Гену хоть и прилично трясло, но постепенно он стал отходить от нервного шока. Новая волна спокойствия со временем омыла его порядком расшатанную нервную систему.

Генчик слушал своё усталое сердце, бьющееся в кромешной темноте. Он попытался открыть глаза, но смог разглядеть лишь больших кровавых комаров, сосущих остатки крови его удалого молодецкого тела. Глухой, отдающейся по всему организму тупой болью, ныли раны на несгибающихся ногах. Абрикосов представлял собой сплошной гигантский сгусток боли, существовавший вдали от цивилизации.

Парень слышал эхо от голосов Утюга и его отморозков, но старался не вдаваться в смысл бранных слов и криков. Он всеми силами пытался от них убежать, ускользнуть и спрятаться в коконе беззвучных снов…

Сильный удар по голове потряс Гену до основания сгоревших нервов. Он увидел пожелтевшее лицо Кострова, державшего перед собой тускло горящий старый фонарь. Абрикосов замер и совершенно перестал дышать. Так и есть! Костров!! Что там ещё?! Он не один…Голоса, вопли. Лица! Много. Много лиц. Страшных и злых. Знакомых. Ха-Ха! Вот они все. Незабвенные и добрые пассажиры!

Абрикосов очень чётко созерцал у себя под одеялом лица людей, которых он в своё время кинул на деньги. Он узнавал их по числам на лбу. Числа обозначали сумму, которую им должен Абрикос. Со стороны своей правой руки Гена заметил, как внезапно появились страшные морды Утюга и его соратников в борьбе за денежные знаки, агрессивно лязгающие вставными железными челюстями. Абрикосов начал их бить. Стучать по ним кулаком. Выкалывать пальцами глаза. Морда Утюга укусила Гену за палец и стала с рычанием пожирать его руку. Абрикосов ударил по ней ногой, и все физиономии вмиг исчезли. Тишина. Красные уши отдыхали. Никто не кричал, не грозил пальцем и не обещал утопить в болоте.

Абрикосов вновь начал дышать и с облегчением выдохнул грязный воздух, осевший в виде плесени на выцветших от упрямого времени обоях. Он провалился в воронку пустоты и временного маленького счастья…

Вот уже лет восемь он жил так. Бегал и убегал. Уносился как ветер. Обещал, врал и изворачивался. Брал деньги в займы у одних, а другим отдавал. Но только самым настырным и жадным. Круг обманутых попутчиков рос, а Генчик непритворно наслаждался жизнью и игриво подмигивал судьбе. Он занимал деньги у всех, у кого только мог. Начал с друзей и знакомых, которых менял, словно старые перчатки. Абрикосов уже давно не показывался в своём родном дворе, где счёт «кинутых вкладчиков» шёл на десятки. Нельзя было назвать его и прекрасным чёрным психологом, знатоком человеческих душ. Генчик был обыкновенным мелким аферистом, невероятно живучим и, следовательно, очень везучим. Предельно отмороженным и пробовавшим на прочность каждый миг и каждое мгновение из комиксов своей неповторимой жизни.

Его убить могли раз пять. Несколько раз уважаемые кредиторы вывозили Гену в лес копать себе могилу. Гена ныл, умолял, дрался и копал. Один раз в него стреляли. Правда, неточно. Мимо прошла испуганная пуля. Много раз били. С переменным успехом. Его жизнь по накалу страстей походила на роман душевнобольного писателя о буднях жертвы беспредела охотников за скальпами. Суммы брал он совершенно разные. От скромных до довольно приличных. Абрикосов не просто брал деньги. Он весело входил с этими вложениями в какое-нибудь коммерческое дело, которое затем неизменно с треском прогорало. Одновременно, Гена где-то работал сидя на небольшом и скромном окладе. Правда, место работы он постоянно менял.

Абрикосов частенько уходил от опасной и щекотавшей нервы остросюжетной погони. Враги его выслеживали, ловили, ставили капканы и строили хитроумные засады. В городе это был беглец номер один. Слава о непобедимом воине летела острой стрелой впереди него. Гена Абрикосов стал живой легендой. И долго ли продлится сия легенда именно в осязаемом живом формате, не знал почти никто. Даже его жена, глотнувшая и разделившая с ним все прогорклые и сдобренные опасным перцем приключения своего неугомонного супруга.

Ангелина Абрикосова была женщиной на редкость сексуальной. Мужчина, любящий девушек в теле, не мог отвезти своего взора от шикарных по объему и форме груди и попки. А бутылочная талия увиденную сладость и богатство чувственного тела только подчеркивала. Полные губки сводили с ума эротоманов и самого Гену, за которого Геля выскочила замуж довольно рано, аж в шестнадцать с половиной лет. Генчику же стукнуло тогда полновесных семнадцать.

И вот через десять бурных лет Ангелина с неподдельным удивлением обнаружила, что уже не любит Гену. Про себя она частенько называла его Генококом и была полна яростного желания врезать по надоевшему ей свиному рылу или выплеснуть ему за шиворот горячий борщ. При виде некогда горячо обожаемого супруга ей хотелось выть, словно простреленной волчице, и тихо преодолевать судороги купальщицы, которая через пару минут станет утопленницей.

Геле давно надоели его шлюшки, узревшие в Абрикосове героя-супермена из ужасных порномультиков. Его вечные денежные долги и очереди кредиторов, разбивающих ночную тишину уверенным стуком кулака или ноги об их дверь. Агрессивное недовольство и запугивания рассерженных граждан, упоминания о возврате денежных средств уже душили Гелю по ночам. За один вечер, бывало, приходило несколько совершенно разных бандитских стай, с мрачным видом жестко требовавших Гену и деньги. Сын рос нервным и издёрганным ребёнком, вздрагивающим при каждом постукивании в дверь. Муженёк же частенько ложился на матрацы, то есть на дно. Дно это всегда находилось неизвестно где, и после очередного погружения у Гены появлялась новая пассия еще страшней, чем предыдущая. Правда, будучи при наличных Абрикосов денег не жалел и доставлял Ангелине удовольствие дорогими подарками вперемешку с утренним сексом. Но когда это было в последний раз, мадам Абрикосова припомнить уже не могла.

Девятилетний Абрикосов - младший, ставший свидетелем развеселых родительских разборок, доходивших до неприятных с этической точки зрения сцен, старался избегать своего отца. С родительским образом которого в его сознании были связаны лишь обещания неизвестных и злых людей пренепременно взорвать их маленькую квартиру. Абрикосов стал частенько угрожать Геле, но до реального рукоприкладства никогда не доходил. Обещал, но не делал. Брызгая во все стороны слюной от ненависти, Геля обычно в такие тяжелые минуты кричала, что напишет заявление в милицию, если он хоть раз ее приголубит кулаком, и однажды даже описала магический круг ножом в подтверждении того, что и сама способна постоять за свою девичью честь…

Абрикосов вновь попробовал открыть глаза. Сквозь кровавые щелочки опять увидел жёлтое лицо Кострова, освещаемое всё тем же фонарём…

Будь он проклят! Гена ненавидел воспоминания, связанные с Костровым. Они когда-то дружили. Вместе начали одно перспективное дело и совместно вложили в него денег. Обнаглевший Абрикос жадно проглотил долю друга и умудрился этим не подавиться. Костров, под впечатлением предательства, сильно подсел на стакан и в итоге погиб под колёсами рокового грузовика…

Гена, обливаясь холодным потом, смотрел прямо в глаза жёлтому лицу. Костров затушил отсутствующим ртом лампу, и темнота мгновенно и основательно пожрала всё пространство. Абрикос с усилием откинул одеяло.

Комната. Он в кровати. Тишина…

Тикают часы. Минута за минутой. Секундная стрелка отбивает чей-то конец жизненного пути. Гена медленно выползает из бессознательного состояния и в ужасе рвотного рефлекса вспоминает, что у него нет часов. Никто не может издавать подобные звуки. Ничто не может тикать. Абрикос быстро повернул голову в сторону кресла и обнаружил сидящую в нём тёмную фигуру. Гена вскрикнул и упал с кровати. Перешагнув через страшную боль, он, крича от боли, встал и неуверенно приковылял к креслу. В старом кресле, накрытым пледом, сидел Костров в изъеденным молью спортивном костюме и читал Генин пейджер. Он отвёл глаза от светящихся строчек и взглянул мёртвыми белыми зрачками в сердце изумлённого Абрикосова. Затем на жёлтом лице появился чёрный рот, который изобразил мрачное подобие улыбки, продержавшуюся несколько секунд ледяной вечности. Рот испарился. Костров бросил в Гену пейджер и исчез.

Абрикосов стоял посреди комнаты, держал давно сломанный пейджер и горько плакал. Он почувствовал, что уходит от сверкающих огней жизни навсегда. Прошло немного времени, и израненный беглец заметил, что в руке у него вместо пейджера зажаты ржавые окровавленные гвозди, вырванные плоскогубцами из его, орущей болью, правой ноги.

За своей спиной Гена внезапно услышал шёпот, медленно переходящий в монотонный гул. Он обернулся и упал от неожиданности и страха. В его постели лежали две фигуры, извиваясь, словно белые змеи в кофейной темноте. Абрикос соскочил на ноги, забыв о боли, ранах, гвоздях, о себе, Кострове, суровых прошлых днях и даже о деньгах, маняще и обольстительно шуршащих в умирающем завтрашнем утреннем рассвете. Он подошёл поближе к кровати и увидел в ней мужчину и женщину. Гена уже чётко разбирал голоса. Женский голос принадлежал его супруге. В левом ухе мужика играл жизненными красками бриллиант, давая цветовые отблески на рыжей волосатой груди. Геля была обнажена. Абрикос прекрасно знал каждый изгиб её сексуально богатого и чувственного тела.

Они щебетали, смеялись и говорили о нём. Об Абрикосове! Потрахались, твари, и лясы точили! Гену трясло, как в лихорадке и он выхватывал верным острым слухом отдельные едкие фразы. Его присутствия никто совершенно не замечал. Гена заорал, что было силы, но изо рта вылетел лишь слабый жалкий писк, подобный звуку, издаваемому маленькой безобидной мышью. Незнакомец с бриллиантом хитро улыбался, а Ангелина продолжала сокрушаться и устно ненавидеть своего благоверного, лёжа на рыжей груди своего любовника:

- Чем занимается этот говнюк? Ерундой всякой, в желании стать миллионером. Мечется, как старая минетчица по городу, занимая все новые деньги и кидая партнеров. Кредит в банке взял и пролетел, как фанера над Парижем! Гарантом квартиру родителей выставил. Ее отобрали, сейчас у бабки обитают, скрипя зубами от злости. Вот кредит этот куда дел? Пропукал! Иномарку купил. И что? Разбил! Шлюху себе новую завел. И что опять? Сифилис подхватил, и она его лоха на бабки еще успела развести. Урод, короче! Дегенерат натуральный. Бегает, занимает у всех деньги, перезанимает. На восьмой круг уже пошел…

Рыжий хохотал. Абрикосов почувствовал, что сходит от ненависти с ума и в яростном желании перегрызть звонкий Гелин голос, упал на кровать. Последним, что он заметил, были пустые чёрные глазницы незнакомца и дырка от пистолетной пули в его затылке. Гена хватал их за горло, душил обледенелыми пальцами и кусал отсутствующую плоть. Ночную тишину лишь нарушал прыгающий сквозь озноб и туман по старому деревянному полу бриллиант. Снег в плавном танце кружился за окном, а потный и окровавленный Абрикосов, задыхаясь, боролся с горячей пустотой, лёжа под толстым и изъеденным всепожирающим страхом, порванным одеялом…